[elena/kotik]

МАДАМ БАТТЕРФЛЯЙ
«Мада́м Баттерфля́й» (итал. Madama Butterfly) — опера Джакомо Пуччини в двух действиях и трёх частях на либретто Луиджи Иллика и Джузеппе Джакоза, по мотивам драмы Давида Беласко «Гейша». Впервые была поставлена в Миланском театре «Ла Скала» 17 февраля 1904 года; в новой редакции — в Брешиа, театр «Гранде», 28 мая 1904 года.
Лейтенант Ф. Б. (Франклин Бенджамин) Пинкертон, офицер военно-морских сил США, влюблён в гейшу Чио-Чио-Сан, известную под именем Баттерфляй, и собирается на ней жениться. Услужливый маклер Горо показывает Пинкертону домик на вершине холма под Нагасаки, в котором пара собирается провести медовый месяц. Горо представляет Пинкертону служанку по имени Судзуки и прочую прислугу. Готовится свадьба.
На церемонию приезжает американский консул Шарплесс, приятель Пинкертона. Во время их разговора выясняются циничные намерения жениха: он не прочь сделать Чио-Чио-Сан своей женой, но в Америке их союз не имеет юридической силы, так что он сможет считать себя свободным от брачных уз. Шарплесс встревожен такой циничной позицией и предостерегает Пинкертона: Чио-Чио-Сан слишком юна, чиста и искренна, чтобы поступать с ней таким образом. Пинкертон успокаивает приятеля: согласно одному из пунктов, брачный договор является временным и в любой момент может быть расторгнут. Так же как и договор на дом, который он берёт в аренду на 999 лет.
Появляется Чио-Чио-Сан с подругами-гейшами. Шарплесс впечатлён её красотой и интересуется возрастом. Чио-Чио-Сан кокетничает, но признаётся, что ей пятнадцать. Отца у неё нет, только мать, и выросла она в бедности. Наряженная в свадебное платье невеста рассказывает о своей горячей любви к американцу и объявляет о решении отказаться от своей веры и перейти в христианство.
Во время свадьбы появляется дядя Чио-Чио-Сан, японский бонза. Он проклинает племянницу за измену вере предков, переход в христианство и брак с инородцем. Пинкертон, ставший законным мужем, приказывает всем уйти, чтобы он с женой мог насладиться этой прекрасной минутой.
Прошло три года. Пинкертон вскоре после свадьбы уехал в Америку, а Чио-Чио-Сан продолжает его ждать. Она верит, что возлюбленный супруг вернётся, и запрещает всем переубеждать её. Верная служанка Судзуки пытается вернуть хозяйку на землю, но Чио-Чио-Сан искренне верит в любовь и убеждена, что американские мужчины не могут изменять, ведь в Соединённых Штатах мужчин за измену сажают в тюрьму. Судзуки сообщает, что деньги, оставленные Пинкертоном, давно на исходе. Чио-Чио-Сан плачет и опасается, что если супруг вскоре не вернётся, ей придётся вернуться к ремеслу гейши и снова танцевать для мужчин, чтобы добывать пропитание. И всё-таки она верит, что муж вскоре приедет.
Консул Шарплесс приносит письмо, в котором Пинкертон сообщает ему, что вскоре вернётся в Японию, но не один, а с американской женой. Чио-Чио-Сан ещё не знает содержания и приходит в восторг, ведь Пинкертон наконец-то сообщил о себе. Каждую фразу из письма она прерывает радостными восклицаниями. Шарплесс досадует — он не может дочитать письмо до конца, потому что Чио-Чио-Сан постоянно перебивает. Однако он успевает сообщить, что Пинкертон ей больше не муж. Баттерфляй отказывается считать это правдой и показывает гостю сына. По её убеждению, это самый прекрасный ребёнок в Японии, ведь больше ни у кого в стране нет таких американских голубых глаз. Сейчас мальчика зовут Долоре (Страдание), но когда вернётся отец, его будут звать Джойя (Веселье). Шарплесс в смятении, он обещает использовать всё своё влияние на Пинкертона.
Выстрел пушки извещает о том, что в гавань входит корабль. Баттерфляй бежит на террасу, чтобы посмотреть в подзорную трубу. Она видит, что судно носит название «Авраам Линкольн» — это корабль Пинкертона. Чио-Чио-Сан в восторге. Она приказывает Судзуки украсить весь дом цветами. Сама она хочет переодеться в то же платье, в котором была во время свадьбы.
Ночь подходит к концу. Баттерфляй уносит спящего сына в другую комнату. На сцене остаётся только Судзуки. В этот момент появляется Пинкертон, но не один, а с женой Кейт и консулом Шарплессом. Шарплесс объясняет Пинкертону, что тот натворил. Пинкертон оправдывается: он не думал, что Чио-Чио-Сан воспримет их брак столь серьёзно. Все трое просят Судзуки объяснить хозяйке происходящее, чтобы смягчить удар, и уговорить отдать им ребёнка. Судзуки обещает сделать всё возможное.
Входит Баттерфляй, видит Пинкертона и незнакомую женщину. Судзуки пытается объяснить — это его законная жена. Чио-Чио-Сан, наконец, понимает, что она больше не супруга Пинкертона. Судзуки уговаривает её отдать ребёнка. Баттерфляй понимает, что так будет лучше. Кейт Пинкертон, сочувствуя горю обманутой японки, обещает хорошо заботиться о мальчике.
Чио-Чио-Сан остаётся одна. Она принимает решение: «Тот, кто не может жить с честью, должен умереть с честью». В руках у неё меч, она готовится покончить с собой. Но появление сына останавливает её. Баттерфляй целует ребёнка и отправляет его гулять в сад, а затем вонзает меч себе в живот. Вбегает Пинкертон, но уже слишком поздно: Баттерфляй мертва.
взято с ru.wikipedia.org/wiki/%CC%E0%E4%E0%EC_%C1%E0%F2...
ПРАВДА
Окити Сайто родилась в Симода, в семье корабельного плотника в декабре 1841 года – детство её было совершенно типичным для этой среды, отрочество – также. Вероятно, лет с восьми она стала работать, это был уже вполне сознательный возраст – а лет с десяти-двенадцати стала оказывать тем же матросам немудрёные сексуальные услуги.
Возраст легальной проституции в Зелёных кварталах регламентировался (хотя тоже нестрого, поскольку доказать возраст было почти невозможно), но Окити не была связана с этим миром, а матросики не были слишком щепетильны в таких вопросах. Из портовой публики у Окити был и жених, Цурумацу, – корабельный плотник, как и её отец.
Такой брак вовсе не считался чем-то из ряда вон выходящим: справедливо считалось, что проститутки становятся спокойными и хозяйственными женами, верными и умеющими постоять за себя в крайнем случае.
В августе 1856 года в портовый город прибыл первый иностранный консул – американец Таусенд Харрис (1804-1878), прибыл с очень важной миссией. Он участвовал в выработке соглашений, которые должны были лечь в основу американо-японского договора о дружбе и торговле.
Однако, несмотря на всю ответственность миссии, Харриса ждал приём несколько обескураживающий. Его поселили в заброшенном храме, где он оказался лишен всех привычных европейских удобств. Он мучился желудком – японская пища обострила старые болячки, и, видимо, он жестоко страдал. Он решился завести корову, чтобы несколько поправить здоровье парным молочком и, в конечном счёте, свежим мясом, но даже если это и облегчало его физические страдания – это ещё больше обостряло его отношения с японцами. Старорежимные японцы по сию пору уверены, что коровье молоко «воняет», а уж в те времена – молоко и мясо, животная пища, считались нечистыми. Соответственно, и сам Харрис считался «нечистым», и его обходили стороной.
Чиновники также не отличались гостеприимством – Харриса даржали в Симода почти как пленника – он не мог выехать в Эдо (Токио) со своими предложениями и документами и вообще не мог покинуть пределов заштатного портового городка.
Бесконечная работа на износ, сырость, плохое питание и усиливающиеся боли заставили консула весной 1857 года просить местных чиновников выделить ему сиделку (вероятно, он имел в виду медицинскую сестру, или что-то подобное), но японцы понятия не имели ни о сиделках, ни о медсёстрах. Чиновники восприняли просьбу однозначно – консулу нужна была женщина для развлечений (они и ранее предлагали ему проституток, но консул благоразумно отказывался), и обрадовались – они сочли поведение Харриса признаком уступчивости.
Впрочем, встала другая проблема – где найти проститутку (не говоря уже о гейше!), которая согласится пойти в дом к варвару, который жрёт мясо (в портовых городах ходили слухи о вампиризме европейцев – они, де, высасывали кровь у бедных японских девушек). Выбор пал на бедную Окити – ей даже пообещали кругленькую сумму за эту работу, но это был чисто жест доброй воли и сочувствия со стороны чиновников – в принципе, Окити могла была быть командирована к варвару под угрозой тюрьмы за нелегальную проституцию.
Полагаю, что Окити явилась к Харрису в своём лучшем виде – при макияже, в новом кимоно и с мытыми ногами. Харрис не оценил. Окити было пятнадцать, она была несколько прыщевата, чего не могли скрыть даже белила, а Харрис был брезглив и напуган своими болезнями. Девушку сослали на кухню, а через три (!!!) дня просто выставили на улицу.
После этого недолгого приключения Окити оказалась парием даже в нетребовательной портовой среде – от неё шарахались как от чумы, поскольку никто не знал доподлинно – какие ужасы произошли с бедной девушкой за три дня пребывания в столь страшном месте. Терпя нужду, Окити смогла вытянуть из консула небольшое выходное пособие, но о продолжении карьеры проститутки не могло идти и речи. Через некоторое время Окити смогла открыть небольшое питейное заведение в родной Симоде, и прожила до пятидесяти лет, медленно спиваясь. Её тело нашли в реке, и его, как невостребованное, захоронили на территории храма Хофукудзи.
ВЫМЫСЕЛ
В 1928 году писатель Сабуро Дзюитияги опубликовал повесть «Варвар и Окити», в которой творчески переработал историю Окити. Перерабатывал он её во вполне актуальном тогда плане: японский шовинизм, который в те годы сотрясал маленькую, но гордую Японию, требовал наглядных иллюстраций мерзости и низменности западных варваров и возвышенного благородства японской души…
В изложении Сабуро история выглядела, конечно, более возвышенной и романтической. Главной героиней стала гейша, утончённая красавица и верная подруга. У неё был возлюбленный, с которым она намеревалась вступить в брак, оставив древнее искусство. Но тут на сцене появляется варвар – богатый американец, который увидев красавицу, воспылал к ней плотской страстью, и потребовал её к себе в дом. Окити-гейша пыталась воспротивиться, но власти побоялись конфликта с влиятельным иностранцем и принудили её. Несколько лет Окити была пленницей иностранца и выполняла его немыслимые прихоти: её возлюбленный покончил жизнь самоубийством – за ним последовала и Окити (но только, почему-то, после того, как через несколько лет (!) иностранец вернулся на родину и бросил её на произвол судьбы). Добрый священник похоронил бедную самоубийцу близ храма, и это место стало местом печали и сострадания невинно загубленной душе.
Храм Хофукудзи делает на этой литературной версии большие деньги, торгуя сувенирами, амулетами и предоставляя паломником слезоточивого гида.
За Сабуро Дзюитияги потянулись и другие: романы, повести, пьесы на этот сюжет писались очень активно, одна из этих повестей называлась «Бабочка на ветру» - вот тут-то и смыкается романтическая легенда о Чио-Чио-сан с не менее романтической историей Окити-гейши (но не Окити-портовой проститутке).
Надо сказать, что история гейши и европейца стала известна Европе в европейском же изложении в самом конце XIX века: тогда вышел рассказ американского писателя Джона Л.Лонга "Мадам Баттерфляй", который был написан «по мотивам» бытовавших в Японии историй о несчастных возлюбленных. Естественно, европейские авторы трактовали историю несколько иначе, чем то было на самом деле…
Кроме того – в основе рассказа лежали и рассказы европейцев, которые, попривыкнув к Японии, стали обзаводиться там временными женами из числа гейш, проституток, и не только их. И японцы попривыкли к европейцам, и сношения с варварами перестали быть таким противоестественным делом. Кстати, эта практика «временных жен» или даже «временных семей» была распространена в Японии буквально до недавнего времени – для командировочных японцев, вынужденных разъезжать по стране от фирмы, и для иностранцев, естественно. Временной женой обзавёлся в своё время даже Великий Князь Александр Михайлович, находившийся в Японии по линии Министерства Иностранных Дел.
По этому рассказу Беласко написал пьесу "Гейша", которую композитор Пуччини увидел в Лондоне летом 1900 г. Тогда у Пуччини и возникла мысль использовать этот сюжет для оперы: так родилась Чио-Чио-сан.
Европейцы, которые смотрели на Японию в то время сквозь розовые очки экзотики и романтики, на «Ура» приняли и рассказ, и пьесу, и оперу – в ней нет виноватых, в ней каждый благороден по-своему, и лишь роковое стечение обстоятельств в который раз мешает сблизиться Востоку и Западу. Впрочем, виноватых и правых нет и в истории Харриса и Окити. Просто реальная история была куда грубее и проще…

(С)yamauba.livejournal.com

@темы: разности...Япония